Лавка древностей. В 2-х книгах (Чарльз Диккенс); Вита Нова, 2014

Текст печатается по изданию: Диккенс Ч. Собрание сочинений: В 30 т. М., 1958. Т. 7.
180 иллюстраций Аллы Джигерей.
Тираж 700.
Отпечатано в Финляндии.
Т. 1:

0    0

«— Вы умеете слушать?
— Как и большинство людей, вероятно. Если заинтересуюсь — слушаю, а нет — стараюсь выказывать интерес».
«Люди с остервенением грызутся между собой, вместо того чтобы блаженствовать в обоюдном согласии».
«Совесть наша – предмет гибкий и эластичный – обладает способностью растягиваться и применяться к самым различным обстоятельствам».

Т. 2:

0    0

Диккенс есть Диккенс. Такая масса описаний, богатым языком, что вначале местами иногда кажется, что занудно. Мне казалось. Но потом втянулась и начала получать настоящее наслаждение. Такие живые герои: Крисп, Кит, Ричард Свивеллер. Они все разные, кто-то вызывает очень теплые чувства, кто-то отвращение, кто-то смешанные чувства.
И героев очень много, каждый описан очень подробно, не упущена в конце романа его судьба.
А как описана страсть к игре, которая заставляет человека забывать все, что дорого и идти на самые неблаговидные поступки. И безуспешная надежда девочки, что дедушка изменится.. Так хотелось в это верить!
А какие есть описания, сделанные с потрясающим юмором:
"Пони выбирал аллюр исключительно по собственному усмотрению и вообще делал все, что ему вздумается. Если старичок дергал вожжами, стараясь усовестить его, пони в ответ на это дергал головой. Судя по всему, самое большее, на что он соглашался, — это возить своих хозяев по тем улицам, по которым им уж очень хотелось проехать, но в уплату за такое снисхождение требовал полной свободы действий, грозя в противном случае вовсе не сдвинуться с места."
"Пьяненькому Самсону пришлось сделать еще несколько глотков того же самого крепчайшего напитка, и он обнаружил, что эти возлияния не только не подбодрили его, но, напротив, возымели действие и на стены конторы: они вдруг начали кружиться и кружиться с невероятной быстротой, в то время как пол и потолок самым неприятным образом менялись местами."
А с какой любовью бакалавр описывал мальчишек:
"— Вот этого ученика, Мартон, зовут Джон Оуэн, говорил бакалавр. — Способный мальчик, сэр, правдивый, честный, но ветрогон, шалун, сорвиголова, каких свет не видал. Этот мальчик, уважаемый сэр, так и норовит сломать себе шею и лишить своих родителей сына — их главной утехи в жизни. Но, между нами говоря, когда школьники будут играть в зайцы и собаки и вы увидите, как он прыгает через изгороди и канаву возле дорожного столба и спускается по скату каменоломни, это зрелище навсегда останется у вас в памяти. Оно просто бесподобно!"

0    0

Вот уж от кого, но от Чарльза Диккенса как-то не ждёшь подвоха. Встреча с этим писателем – всегда умиротворяющий бальзам, предсказуемая сказка, сразу же уносящая в свой мир всепобеждающей справедливости и доброты. Зачем же читать Диккенса, если не надеяться в конце на успокоительный нравственный финал, где каждый благородный человек в конце концов получает свою заслуженную награду? Но вот в руки попадает «Лавка Древностей» — и внезапно рушатся все ориентиры и представления, выстраиваемые годами. Такое ощущение, что над писателем нависла в то время страшная черная туча, не пропускающая такую естественную для его прозы жизнерадостность и добрый, подчас бессмысленный, но от этого еще более обаятельный смех. Тяжелый роман. Грустный. Веет от него какой-то безысходностью.
Думалось мне, что это будет привычный и родной для европейской литературы роман дороги — хронотоп странствий, долгий путь приключений, который должен вывести героев к долгожданному заслуженному счастью. Но и тут Диккенс разрушил стереотипы: да, герои отправляются куда глаза глядят, навстречу свободе и лучшей жизни. Первые главы об их путешествии пронизаны светлым наивным восторгом странников, потерявших всё, но от этого ставших только счастливее. Как всегда у писателя, центральным образом становится честный, благородный и несчастный ребенок. Однако, если в написанном несколькими годами ранее «Оливере Твисте» (1837-1839) и частично в уже позднем «Дэвиде Копперфильде» (1849-1850) ребенок страдал от невозможности обрести надежную опору в родном человеке, то в «Лавке Древностей» святая Нелл призвана беззаветно выпутывать из силков судьбы родного дедушку. Такой громкий эпитет выбран мною неслучайно, ведь тринадцатилетняя Нелли Трент выделяется даже в череде кристально непорочных, нравственно безупречных женских образов. Кажется, она живёт на страницах романа только одним чувством — самоотверженной любовью к дедушке, которому безуспешно приходится бороться с пагубной страстью к азартным играм. Жизнь семьи в конце концов безвозвратно разрушена. Всё, о чем мечтает бедная девочка, — это убежать в идиллический благоухающий мир, где трава зеленее, а воздух чище, и в этом слепом побеге от реальности выглядит почти неправдоподобной.
Тем не менее Нелл - центральный образ, единственный персонаж романа, доходящий до предела своих физических и душевных возможностей, а такие страшные испытания, как правило, и вызывают самую сильную читательскую эмпатию. По всем законам диккенсовского жанра храбрый ребенок был просто обязан одержать победу в схватке со злом. Но тут у Диккенса что-то пошло не так...
Смерти Нелл, которая потрясла весь литературный мир девятнадцатого века, часто находят автобиографическое объяснение. В 1837 году Чарльз Диккенс с трудом оправляется после трагической гибели свояченицы Мэри Хогарт, его музы и отдушины. И тем не менее этот печальный факт всё равно не отвечает на все тягостные вопросы романа. Если писатель пытался изжить свою боль, то почему для этого понадобилось так неожиданно и иррационально убивать свою героиню? И если представить, что смерть бесстрашной Нелл всё-таки была неизбежна, то почему же Диккенс обрисовывает её кончину с каким-то леденящим кровь упоением? Да, кто-то скажет, что этот роман получился слишком мрачным. Куда более мрачным, чем «Домби и сын», где по ходу действия умирает ребенок, или «Оливер Твист», также не избегнувший скорбных сюжетных поворотов, но всё же у Диккенса обычно побеждает свет и надежда на будущее. Однако «Лавка древностей» сильно обогнала в угрюмости и безнадежности другие творения знаменитого англичанина.
Когда мы рассуждаем о художественных методах Чарльза Диккенса, нельзя забывать, что его романы печатались в литературном журнале частями. Так, «Лавка древностей» выходила с 1840 по 1841 год в еженедельнике «Часы мистера Хамфри» (Master Humphrey’s Clock) и стала настолько популярной, что заокеанские читатели заполоняли пристань, ожидая корабля из Англии с очередными главами. Скорее всего, именно поэтому Диккенс постоянно использовал прием переплетения сюжетных линий, ставший отличительным знаком всей его прозы: глава часто заканчивалась на кульминационной развилке (писатель предвосхищает кинематографические трюки), но следующая за ней часть переходила уже к другому повествованию, не всегда связанному напрямую с магистральной фабулой. Таким образом Диккенс удерживает внимание читателя, который, в надежде наконец узнать, что же стало с его любимым персонажем, проглатывает проходные главы. Так, признаюсь, мне было откровенно скучно читать о неудавшейся помолвке мистера Свивеллера (глава VIII), возвращаться к однотипным лицемерным диалогам Брассов, и даже народный театр Панча и Джуди, привлекший такое пристальное внимание диккенсоведов по всему миру, казался искусственным образованием в художественной канве романа. Тем не менее таков Диккенс: да, временами многословный – его гротескные развернутые портреты могут растянуться на страницу. Да, многогеройность - это его конёк, и ему иногда неважно, что какой-нибудь мистер Гарленд и мистер Чакстер получит во втором томе от автора чуть ли не столько же внимания, сколько Нелл - главная героиня истории. Обязательно появляются у Диккенса и совсем уж буффонадные образы – те самые непосредственные чудаки, о которых не писал, наверное, только ленивый . Зачем нужен странный мальчишка, вечно стоящий на голове у конторы Квилпа? Конечно, никакую роль в сюжете он не сыграл, но все-таки пригодился для разбавления серьезной атмосферы. Традиционное сочетание трагического и комического ? еще один фирменный знак английского романиста, но справедливости ради добавим, что в «Лавке древностей» юмор безжалостно раздавили скорбные философские пассажи, и это одно из немногих произведений Чарльза Диккенса, где даже задорная сатира еле-еле пробивается сквозь тучи пессимизма. Роман «Домби и сын», в котором, в общем-то, тоже печали хватает, выглядит на фоне «Лавки древностей» доброй сказкой.

0    0